ПРЕДИСЛОВИЕ КО II ТОМУ

     Изучение общих начал горского адата и тех разнообразных влияний, под которыми он сложился, не избавляет нас от необходимости детального изучения юридических обычаев отдельных племен Кавказа. К этому изучению я приступил уже много лет назад, и результаты моего исследования были обнародованы в 1886 году в сочинении, озаглавленном «Современный обычай и древний закон». В этом сочинении я сосредоточивал все мое внимание на одной из древнейших народностей Кавказа, на осетинах, которых связывает с нами их принадлежность к арийской семье народов. Чтобы выяснить своеобразные стороны осетинского адата, я обратился к содействию древнего права и с помощью исторических аналогий старался раскрыть источник и причину отдельных норм осетинского обычая. Приблизительно тоже сделано было по отношению к обычаям адыгейских народностей исследованиями Клапрота, Белля, Коха, барона Сталя и других, и в применении к быту чеченцев трудами Берже Лаудаева, Грабовского и тех молодых этнографов-юристов, которых за последнее время включило в свои ряды этнографическое отделение московского общества естествознания, антропологии и этнографии. Из всех туземных народностей Кавказа менее других исследованы обычаи горцев Мингрелии и Грузии, а также разнообразных племен, заселяющих современный Дагестан. По отношению к первым еще можно найти немало любопытных этнографических данных в сочинениях князя Эристова, Бартоломея, Стоянова Бакрадзе, Мачабелли, доктора Радде, Худадова и Хаханова; но эти данные касаются преимущественно, чтобы не сказать исключительно, религиозных суеверий, домашнего обихода и общественного устройства картвельских племен и почти вовсе не затрагивают их юридической жизни. Что же касается до дагестанских горцев, то об их обычаях наша научная литература, а тем более литература запада, хранит доселе упорное молчание. И самые записи действующих в их среде адатов в такой слабой степени сделаны доступными путем печати, что с наиболее интересными из них, а такими следует признать обычаи Аварского, Андийского, Кази-Кумухского и Губинского округов, мне удалось познакомиться лишь на месте в архивах окружных управлений.
     Ввиду общего сходства, какое представляют обычаи народностей живущих родовыми сообществами, я не счел нужным дать в этот раз историко-сравнительному комментарию те размеры, какие приданы были ему в первом моем сочинении по обычному праву осетин. Общие положения, какие по вопросу о происхождении отдельных черт родового устройства выведены мною из историко-сравнительного изучения осетинских адатов, с удобством могут быть приложены к толкованию обычаев сванетов, хевсуров, пшавов и тушин, а также горских народностей Дагестана. Меня интересовало на этот раз не столько розыскание источника происхождения тех или других норм адатного права, сколько систематическое описание юридических обычаев отдельных племен, в связи с общим характером их культуры. При изучении народного права Дагестана, я преследовал еще другую цель: определить взаимодействие писанного закона магометан и опирающегося на предание адата; показать, в какой мере этот последний отступил от своих первоначальных основ под цивилизующим влиянием шариата. Настоящий том распадается сам собой на две части: одна занимается описанием народных обычаев сванетов, пшавов, хевсуров и тушин, причем о последних двух народностях сообщаются лишь те данные, которые не вошли ранее этого в содержание первого тома; вторая часть обнимает собою адаты дагестанских горцев и их отношение к шариату. Так как оба источника дагестанского права сталкиваются между собой лишь в известных сферах юридической жизни, то этими сферами и ограничивается предмет моего исследования. Такими сферами являются по преимуществу, хотя и не исключительно, сфера брачного, наследственного и уголовного права. В других областях шариат доселе продолжает господствовать, и влияние адата проявляется в одних лишь частных нормах, которые я постарался отметить при случае. Так как источником адатного права в Дагестане, как и повсюду на Кавказе, является родовое устройство, то изучению отдельных норм адатного права я предпослал общую главу о дагестанских родах, неизвестных под наименованием тохумов.
     В настоящем томе читатель найдет еще более фактов, не подтверждаемых никакими ссылками, нежели в предшествовавшем. Причина лежит в характере того материала, которым приходилось пользоваться. Он составлен по преимуществу из личных заметок, набросанных на бумагу во время путешествий по горным обществам Грузии и Дагестана, из записи народных юридических обычаев, сделанных на местах по показаниям стариков, из протоколов сельских и окружных народных судов и из официальных документов, хранящихся в окружных архивах Тионета, Закатала и Гуниба, а также в главном управлении по делам горцев. Я посетил южные и восточные склоны Кавказского хребта в три разные срока: летом 1885 года в обществе профессора Иванюкова я проник в Сванетию с севера через Тонгузорунский перевал и, посетив ее важнейшие аулы, встретился в Калах с поднявшейся из Мингрелии административной экспедицией военного губернатора Смекалова. Эта случайная встреча немало содействовала успешному исходу моего предприятия, так как сам губернатор и его штат изъявили полную готовность содействовать мне в моих изысканиях. В 1887 году я провел более месяца в путешествиях по Хевсуретии, Пшавии и Тушетии, сопровождая на этот раз, в его разъездах по службе, председателя тифлисской палаты государственных имуществ, известного знатока Кавказа и в частности Грузии, г. Хатисова. Не раз с редким самоотвержением мой спутник принимал на себя неблагодарные обязанности переводчика, расспрашивал по моим указаниям собиравшихся при нашем проезде стариков и передавал мне почти подстрочно содержание интересовавших меня судебных решений.
     При новой поездке осенью того же года в Закаталы и Дагестан я имел счастье встретить в полковнике Усбашеве, начальнике Закатальского округа, одного из просвещеннейших администраторов и серьезнейших знатоков восточной половины Кавказа. Сообщенные им официальные документы и сделанные с его слов заметки, вместе с теми архивными данными, которыми обязательно наделил меня в Тифлисе г. Вейденбаум, послужили главным материалом для составления моего очерка о родовой организации Дагестана. Поднявшись из Лагодех на главный хребет в обществе казенного лесничего, г. Млакосевича, я совершил мою поездку по Дагестану, пользуясь его постоянным содействием в собирании этнографических и юридических данных. Окружные начальники, их помощники и учителя народных школ обязательно ставили себя в мое распоряжение и доставляли мне возможность вступать в частые беседы с аульными старшинами, эфендиями и мулами. Окружной начальник Кайтаго-Табасарайского округа, князь Макаев, сообщил мне в частности русский текст Постановления Кайтагского уцмия Рустема, предисловие к которому дало мне возможность исправить ошибку профессора Леонтовича и отождествить личность Рустема, современника Шах-Абасса и Шах-Сафии, с тем Рустемом, «главою Османова владения», о котором говорит немецкий путешественник 17 века Олеарий. Встречая на каждом шагу содействие и поддержку, я, несомненно, мог бы собрать гораздо больше данных по занимавшим меня вопросам, если бы не те преграды, какие ставит каждому путешественнику разнообразие дагестанских языков и наречий. В виду этого обстоятельства, я не смотрю на свое описание юридического строя дагестанских горцев, как на окончательную работу, не нуждающуюся в пересмотре и дополнении. Я дорожу в ней только некоторыми общими выводами об отношении, в каком стоит родовое устройство к народному адату и народный адат к правилам шариата. Я считаю также более или менее установленным то общее положение, что, несмотря на пестроту племенного состава и разнообразие языков, жители Дагестана придерживаются более или менее одинаковых начал права. Но отличительная особенность местных адатов и причины, вызвавшие их к жизни, ускользнули от моего внимания, очевидно, вследствие незнакомства моего с туземными наречиями. Эта сторона моей задачи осталась не осуществленной и выполнение ее можно ожидать ни от кого иного, как от местных исследователей.