ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

     Настоящая книга есть перевод 1-й части 1-го тома недавно оконченного большого сочинения г. Вейса, профессора и преподавателя при Берлинской Академии Художеств: Kostumkunde.
     Сочинения г. Вейса распадается на три отдела: первый из них посвящен древнему миру; второй - средним векам до начала 14-го столетия; третий - продолжен до нашего времени. Все содержание внешнего быта автор подводит под четыре рубрики: одежду, вооружение, постройки и утварь. Постройки он рассматривает, впрочем, только в первом отделе; во втором и третьем эта рубрика им уничтожена (по причинам чисто внешним, как он говорит в коротеньком предисловии ко 2-му тому) и остановлены только три, или вернее, две: одежда и утварь, но так как он соединяет одежду и вооружение под одну рубрику: die Tracht, что допускает немецкий язык и чего не позволяет русский, то мы должны были из этой одной рубрики сделать две. Вообще не лишним будет здесь заметить, во избежание недоумений, которые могут возникнуть в русском читателе, что автор дает своим рубрикам очень широкий объем. В первую рубрику, кроме вооружения, как мы уже говорили, вместе с уборами и украшениями вошло и убранство волос и косметические средства; вторая - постройки, обнимает у него не только всякого рода здания, но и мосты, дороги, каналы, судостроение, даже военный стан, - словом все, к чему только приложено понятие стройки. Еще шире третья рубрика: утварь. В нее входят и такие предметы, которые, на первый взгляд, как-то не вяжутся с остальными; например боевые колесницы, осадные машины, вместе с сосудами, мебелью, храмовою утварью, музыкальными инструментами, игральными приборами и пр. Такое сопоставление в немецком сочинении оправдывается самым значением слова: Gerath, очень широким, и его употреблением как Kriegs, Kultus, Spielgerath и т.д.; но в русском переводе оно может показаться несколько странным. Совсем тем, мы не решились изменять приятого автором порядка в размещении предметов, тем более что, по крайнему нашему разумению, слово «утварь», в общеупотребительном его значении не убранства только (црк.-сл. утварие, от утваряти), а вообще движимых принадлежностей дома, хозяйства, производства (утварь домашняя, хозяйственная и т.п.), могло быть применено и к таким принадлежностям древнего военного ремесла, как колесницы, машины, знамена, трубы, о которых только и идет здесь речь, так как оружие и вооружение отделены под особую рубрику.
     Рядом с предисловием автора к 1-му тому мы приложили и другое его предисловие, напечатанное в последнем выпуске его сочинения. Соединенные вместе, эти два предисловия представляют как бы историю сочинения г. Веса, от самого его начала до конца. Из них читатель узнает, что побудило автора приступить к работе, какое специальное назначение имел он для нее в виду, какие трудности должен был преодолевать, чтобы донести до конца труд, содержание которого, а вместе и объем, разрастались, так сказать, у него под пером, почти против его воли, и, наконец, собственное его мнение о своем уже оконченном труде. Второе предисловие переведено у нас вполне; из первого мы выпустили, или избежали повторения, начало, уже приведенное выше, и еще одно место, содержащее в себе обещание автора, не останавливаться на первом томе, а продолжать и далее свою работу. Теперь, когда обещание исполнено и работа закончена, место это, очевидно, потеряло свое значение.
     Не считая себя в праве браться за оценку научного достоинства сочинения г. Вейса, мы позволим себе заметить, что оно, несомненно, труд добросовестный, богатый библиографическими указаниями, и уже по одному этому заслуживающий полного внимания всех занимающихся или интересующихся предметом, которому он посвящен.
     Перевод второй части первого тома: - классические народы и первобытные жители Северной Европы - выйдет в течение будущего года.

Декабрь, 1872 г.

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ АВТОРА К 1-МУ ТОМУ

     Задумав написать настоящее руководство, я имел преимущественно в виду только крайнюю необходимость такой книги для художников, и поэтому, план для него составил на основании записок, приготовленных мною для лекций в здешней академии художеств. Согласно с предположенной целью, я намерен был изложить в сжатом очерке все касающееся истории одежды и обстановки вообще. Но уже при составлении проспекта, который должен был известить публику о моей книге, предположенный план ее показался мне до такой степени узким ввиду того положения, которое занимает относительно других наук общее костюмоведение (Kostumwissenschaft) преимущественно в Германии, а древнее костюмоведение - везде, что я тогда же заявил о намерении обработать выбранный мною предмет с более широкой точки зрения. Выставленная в программе сочинения цель автора - «вывести развитие внешнего быта из местных условий и взаимных отношений народов, и приди этим путем к результатам, которые имели бы значение для истории культуры» - эта цель и усилия достигнуть ее, вместе с желанием автора быть в то же время полезным и художникам - и были главною причиною, заставившею его расширить свой труд до такого объема, какого он сам сначала не предвидел. В какой мере ему удалось оправдать ожидания, которые не без основания могли быть возбуждены подобною работою - всего менее осмеливается решать он сам.
     Судить об этом он должен предоставить тем сведущим в деле людям, которые захотят изучить его труд с таким же серьезным вниманием, с каким он работал над ним; ибо нет сомнения, что такое изучение не будет лишним для правильной оценки опыта, первого в своем роде: изобразить в одной исторической картине всю совокупность внешних явлений жизни, исходя из рассмотрения ее материальной обработки. Что же касается другого, более практического назначения этого сочинения - служить руководством и пособием для художников, то да будет позволено сказать о нем свое мнение и автору, как художнику, необходимость такого пособия известна по личному многолетнему опыту. Не скрывая от себя, что сочинение его, в настоящем своем объеме, будет слишком пространно для тех художников, которым для костюмов и обстановки довольно лишь одного чисто произвольного подыскивания рисунков, автор полагает, однако же, что именно принятый им способ изложения и может скорее всего противодействовать этому весьма распространенному недостатку. Он надеется, что книга его заставит художников, по крайней мере, благоразумнейших из них, убедиться в необходимости изучить и этот предмет так же основательно, как и всякую другую нужную для них вспомогательную науку, для того, чтобы через изучение общего достигнуть понимания частностей. Благодаря этому пониманию они постепенно усвоят себе в сочинении обстановки ту законную свободу, которая не удовлетворяется робким копированием подобранных для каждого данного случая рисунков, а побуждает художника, вместе с главным сюжетом, создавать самостоятельно и его обстановку, не выходя при этом из границ культурно-исторической действительности.
     Относительно помещенных в тексте рисунков, я должен заметить, что в выборе их я строго сообразовался с тою целью, для которой я назначал свой труд. «Характер рисунков - сказано в моем проспекте - определяется главным образом практическою пользою изучения предметов обстановки, а эта польза может лишь в том случае быть достигнута, когда относящиеся к предмету изучения памятники будут переданы в своем настоящем виде, без всяких прибавок и переделок».
     Согласно с этим, все рисунки скопированы с величайшею тщательностью и источники, откуда они взяты, подробно обозначены в особом Указателе. Число рисунков приведено в такое соответствие с объемом сочинения, что один только настоящий том его содержит в себе около 2000 отдельных изображений.

Берлин, февраль 1860 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К 3-МУ ТОМУ

     Во всей литературе не было до сих пор ни всеобщей истории одежды, ни всеобщей истории утвари с включением истории ремесленности. И та и другая, изложенные в связи, появляются в первый раз в настоящем сочинении; а потому, при оценке его, это обстоятельство должно быть, прежде всего, принято во внимание.
     Когда 17 лет тому назад, я взялся за перо, чтобы привести в исполнение давно делаемый план - мои исследования по истории названных отраслей культуры обработать в одно связное, законченное целое и в таком виде издать в свет, - я (говорю это прямо) еще нисколько не сознавал с полною ясностью всех трудностей, какие могло представить по своему объему подобное предприятие. Но, начав работу, я на первых же порах увидел, что для ясного и основательного изложения целого, как в его сущности, так и в его развитии, необходимо сначала узнать и установить отношение к нему каждой частности отдельно. Это заставило меня тотчас же выступить за предположенные первоначально рамки и дать своей работе такой объем, что по выходе первых выпусков моего сочинения, многие, ознакомившись с ним, усомнились в его окончании - и совсем без основания. Другие совершенно не поняли моей цели и, не обратив даже внимания на все содержание моего сочинения, не нашли в нем почти ничего, кроме набора голых фактов, сгруппированных в известном порядке, или даже одного только «портняжества» (как то было заявлено и печатно, хотя и из этого только места). Впрочем, кто берет на себя смелость предмет, считавшийся до тех пор второстепенным, поднять до этого значения, которое, по его мнению, этому предмету подобает, тот должен быть заранее готовым на все подобные недоразумения и порицания. Теперь дело сделано; скептики высказали свои сомнения, а другие, как я, по крайней мере, позволяю себе надеяться, уже давно отказались от своего прежнего мнения.
     Всякий, кому хоть несколько знакомо даже одно только количество материала, который предстояло разработать, сумеет оценить и без дальнейших разъяснений, какая решимость и настойчивость нужны были лишь для того, чтобы овладеть им. К этому нужно прибавить неравномерность распределения источников относительно различных отделов в одном месте подавляющее изобилие, в другом - бедность, даже совершенный недостаток. Вследствие этого, мне приходилось или делать строгий, тщательнейшим образом проверенный выбор, как в первом случае, или же, как в последнем - разыскивать, сравнивать, даже исследовать и определять самому. При этом главною моею задачей было, следя за общим ходом развития однородных предметов, отделять везде случайное и изменчивое от основного и необходимого, всюду отыскивать закон. Удалось ли мне выполнить ее и в какой мере - судить, конечно, не мне. Но что такова была моя цель, и что я постоянно имел ее в виду, это заметит, вероятно, всякий внимательный читатель. По крайней мере, в продолжение работы, я имел удовольствие не раз получать заявления в этом смысле. Нет сомнения, что если бы мне пришлось начинать свою работу теперь, при моем настоящем взгляде на предмет, - то она вышла бы зрелее. Но итак, как она есть, со всеми недостатками, которых никто не видит яснее автора, - мой труд, серьезно задуманный и настойчиво выполненный, все-таки пока лучшее сочинение по своему предмету, - лучшее, конечно, только потому, что до сих пор оно единственное. Многие желали бы, может быть, большей одинаковости в изложении. Но, во-первых, все сочинение распадается на три отдела, совершенно самостоятельные и законченные, и каждый из них обработан так, как того требовало его содержание; во-вторых, одинаковости изложения не допускала и указанная выше неравномерность в распределении материалов; в-третьих, наконец, едва ли и возможно требовать совершенной одинаковости изложения от работы, которая продолжалась целые годы и должна была подвигаться вперед, несмотря ни на какие перемены обстоятельств и условий. Если бы между строками каждой книги можно было читать, под какими впечатлениями она писалась, то, наверное, много сочинений вызвали бы себе приговоры более снисходительные, чем те, какие были над ними произнесены; мало этого, многие заставили бы даже подивиться, что они вообще могли быть дописаны до конца.
     С другой стороны, одним может показаться, что я дал слишком много, другим - слишком недостаточно. И те, и другие будут, пожалуй, правы, смотря, что кому нужно. Но кто же в состоянии удовлетворить всех одинаково. Мое желание и намерение принести пользу не только науке, но и искусству, в особенности практике искусства, художникам, предписывало мне именно такое, а не иное изложение. Как бы ни было, то, что я сделал, досталось мене нелегко, но почти еще тяжелее была для меня, конечно, невозможность сообщить много такого, что, по крайней мере, по моему мнению, заслуживало сообщения. Но всякое дело должно же быть когда-нибудь окончено; а нигде более, как в настоящем деле, исчерпывающая обработка каждой подробности могла бы быть продолжена до бесконечности.
     Итак, пусть же мой труд будет найден пока достаточным, хотя бы как первый фундамент для дальнейшей исторической обработки предмета. Теперь, вероятно, скорее и с меньшими усилиями, чем до сих пор, может, удастся выработать в науку предмет, который был разработан с некоторою основательностью в одних частностях, в общем же только поверхностно и в форме собраний рисунков. Пусть же займутся им люди более способные, чем автор, а ему да позволено будет окончить словами великого поэта, которые были для него, в продолжение всей его работы, и указанием и поощрением: «Настойчивая, добрая воля есть великое, прекраснейшее качество человеческого духа. Успех лежит в высшей, невидимой руке; только намерение придает цену усилиям. Сознание этого ставит нас выше людской хвалы и людских порицаний».

Берлин, май 1872 г.