ПРЕДИСЛОВИЕ

     Предлагаемое сочинение есть первый и поэтому слабый результат моих занятий международным правом и политикой. Избрав моею темой, начало невмешательства, я должен был, в виду практических соображений, ограничить мои исследования, как по отношению предмета, так и по отношению времени. Поэтому я занимаюсь здесь специально охранительными вмешательствами в период их полнейшего раскрытия и исключительного преобладания, т.е. именно в период могущества Священного союза (1815-1823). Но специально историческому очерку я счел не излишним предпослать общий обзор литературы по вопросу мною выбранному.
     Мое сочинение уже печаталось, когда я получил возможность сделать к нему два следующие дополнения:
     I. В 1872 году профессор Краковского университета Каспарек напечатал монографию: «о принципах Гуго Гроция относительно права интервенций с точки зрения современного, философского и положительного международного права». Хотя Гроций не говорит о праве интервенции свободно, но автор выводит из учения Гроция о природе государства, о законных поводах к войне, о политическом равновесии и т.п. то заключение, что Гроций считает вмешательство дозволенным: 1) когда оно вытекает из договоров; 2) в силу безусловной необходимости; 3) для защиты прав угнетенного народа; 4) в случае необходимой обороны и 5) для защиты таких общечеловеческих прав, которые поставлены под охрану всего международного союза.
      II. Г. Мартенс, профессор петербургского университета, был так обязателен и доставил мне весьма дельную монографию Брокгауза: «О начале легитимизма». В нем автор излагает подробно и на основании дипломатических документов, сперва возникновение начала легитимизма благодаря Талейрану на Венском конгрессе. Потом переходит к противоположности, господствовавшей с самого начала между идеальной стороной этого нового принципа и его практическим проведением в жизнь членами конгресса. В историческом движении самого начала легитимизма Брокгауз видит как бы два существенно различные периода: в начале легитимизм обозначал взаимную гарантию всех существовавших в Европе государств и династий - гарантию, поставленную под охрану всего международного союза. Потом легитимизм принимает преимущественно государственный (а не международный) и даже абсолютистический характер. Представители пентархии, в своей борьбе с революцией провозглашают власть монархов неограниченною и изменяемою только по свободной воле самих государей. Эта сторона легитимизма, практически выразившаяся в знаменитой политике вмешательств, и составляет предмет моего второго очерка.
     Затем автор говорит о тех главных титулах, на которых всего чаще основывают легитимисты верховную власть: на ее предполагаемом Божественном происхождении и существе (принимая это в прямом и буквальном смысле слова), или на фикции об ее патримониальном характере.
     Разбор учения Бональда, Де-Местра и Мальть Брюня, с одной стороны, Галлера и Мауренбрехера, с другой, сделан серьезно и основательно.
     Не менее интересна далее его критика Шталя: сперва он обсуждает начало легитимизма, а потом монархический принцип по учению этого талантливейшего консерватора Германии в новейшее время и раскрывает всю внутреннюю несостоятельность христианского принципа для государства, понимаемого так, как учит Шталь. В последних главах своей книги Брокгауз говорит о легитимизме в противоположность незаконному завладению верховною властью (узурпация) и разбирает те условия, которые, по мнению некоторых писателей, могут превратить незаконную власть в законную (Heilung der Usurpation): отказ со стороны законной династии, международное признание узурпатора и признание его народом, который он подчинил своей власти. Все эти условия отвергаются автором и им высказывается то положение, что один факт обладания верховной властью узаконят правителя и что изгнанный государь юридически никакого не имеет права на восстановление своего престола.
     Признаюсь, не могу согласиться с этим заключительным выводом Брокгауза: верховная власть не может считаться принадлежностью лишь того, кто наибольший смельчак: она и юридически получает свою санкцию, либо от закона престолонаследия в неограниченных монархиях, либо из религиозных идей в теократиях; либо, наконец, от народного к ней уважения и любви в странах просвещенных. Народ, как политически живая личность, не есть вещь, которою можно распоряжаться безответственно.
     Я остановился на этой монографии подробнее потому, что она представляет самое полное, строго юридическое изложение теории легитимизма преимущественно с государственной точки зрения.
     Статья же другого немецкого писателя об этом, Гельда, написана крайне темно, бессвязно и не имеет научного значения.
     В заключение я не могу не высказать здесь мою живейшую благодарность всем, кто словом или делом показал сочувствие моему слабому труду. Особенно благодарен профессору Гейдельбергского университета Блюнчли, который с редкою готовностью руководил меня своими советами и снабжал книгами из своей библиотеки во время моего почти полуторагодового пребывания в живописном Гейдельберге. Дни, проведенные мною с этим достойным служителем науки, принадлежат к самым светлым воспоминаниям в моей жизни.

Ревель
14 августа 1874