ПРЕДИСЛОВИЕ

   Книга М. Острогорского, — предлагаемая ныне вниманию советского читателя в русском переводе, — имела своеобразную судьбу. Ее первое издание на французском языке появилось в 1903 г., через 9 лет автор выпустил второе переработанное издание. Книга сразу заслужила всеобщее признание, как наиболее обстоятельная и блестяще написанная работа, рисующая положение и роль политических партий в Англии и Америке. Автор по своим взглядам вполне отвечал тому среднему уровню, на котором стояло тогдашнее, так называемое, либеральное русское общество. И вот, несмотря на, то что представители этого общества имели почти безраздельную монополию и в литературе и в науке, несмотря на усердную пропаганду ими идей конституционализма и буржуазной демократии, книга Острогорского, живо и с большим знанием дела рисующая политический быт двух наиболее передовых буржуазных демократий, так и не появилась в русском переводе. Нельзя сказать, что она осталась неизвестной; ее цитировали, на нее ссылались, ее характеризовали как «выдающееся по обилию и новизне материала» исследование, за автором признавалось наряду с Брайсом «исчерпывающее знание предмета» и т.д. и т.п. Но все же эта во многих отношениях действительно выдающаяся работа продолжала оставаться недоступной для читателя, не владеющего иностранными языками, хотя множество других произведений, гораздо менее ценных и менее интересных, переводились и выбрасывались на русский книжный рынок.
   Возможно, что случайное стечение обстоятельств было причиной, помешавшей переводу и изданию труда Острогорского на русском языке. Но за этими случайностями несомненно скрывается более общее основание: книга Острогорского содержит в себе беспощадное разоблачение подлинной сути буржуазной демократии, она вскрывает действительный механизм парламентского государства в лице буржуазных политических клик и показывает неприглядную закулисную сторону этого механизма, выступающего под обманчивой внешностью «народного суверенитета», «воли большинства» и т.д.
   Эти разоблачения должны были действовать тем сильнее, что исходили от человека, которого отнюдь нельзя было заподозрить в сочувствии революционным, марксистским взглядам на общество и государство. Наоборот, как уже сказано, Острогорский редко поднимается над уровнем средней руки либерального филистера. Убийственный для буржуазно-демократического фетишизма, эффект его книги заключается не в какой-либо новой общей точке зрения, а просто в попытке показать буржуазное государство «как оно есть», т.е. не с точки зрения конституционных норм и юридических принципов, но с точки зрения фактически действующих в нем сил.
   В результате получилось произведение, отрывки из которого могут целиком войти в любую марксистскую хрестоматию о государстве в раздел «Буржуазная демократия», но которое нашим отечественным поклонникам парламентаризма и «чистой демократии» пришлось совсем не ко двору.
   Отсюда их попытка свести поставленную в работе Острогорского проблему к мелкому второстепенному вопросу о том, как уничтожить некоторые слишком бьющие в глаза стороны буржуазной партийной системы, явно искажающие «идею народного представительства». Надо сказать, что и сам Острогорский в своих выводах и положительных рецептах до крайности мизерен и обнаруживает полное непонимание общего смысла тех явлений, которые он сам изображает столь картинно и столь талантливо. Ему тоже представляется, что все дело заключается в небольших реформах и усовершенствованиях, которые якобы способны вдохнуть новую жизнь в отмирающую и разлагающуюся буржуазную демократию. Он не видит того, что отдельные детали набросанной им картины связываются в общее целое и являются неизбежным следствием социально-экономического развития капиталистического строя.
   Для советского читателя не представляют, разумеется, ни малейшего интереса, ни те весьма убогие общие выводы, к которым приходит сам Острогорский, ни те проекты реформы, которые он выдвигает. Равным образом высокомерно-брезгливое отношение Острогорского к массе, к «толпе», его мещански пошлые взгляды на участие женщин в политике, его глуповатые рассуждения о «джентльменстве» правящей касты Англии, его недостойная выходка по адресу рядовых членов рабочей партии, среди которых он усмотрел «бездельников и социальные отбросы», его сочувствие «независимым, от пролетариата рабочим депутатам в парламенте, все эти проявления филистерской ограниченности и тупости способны вызвать у современного читателя только презрительную усмешку. Но за всем этим остается насыщенная богатейшим материалом картина той самой буржуазной демократии, которая по словам Ленина, «всегда остается — и при капитализме не может не оставаться — узкой урезанной, фальшивой, лицемерной, раем для богатых ловушкой и обманом для эксплуатируемых, для бедных».
   Книга Острогорского, это ряд иллюстраций целиком подтверждающих вышеприведенное положения. В этом ее, ценность, в этом ее интерес для современного читателя.
   Буржуазная демократия таит в себе противоречие между формальным юридическим и политическим равенством и экономическим неравенством. Острогорский показывает, какими методами имущие классы перечеканивают свое экономическое могущество в политическую власть через процедуру всеобщего голосования. Начиная с первых этапов избирательной кампании — составления избирательных списков и вплоть до выборов, мы видим сложную цепь всевозможных махинаций, лжи, подкупа, использования экономической зависимости, рекламной шумихи, с помощью которой буржуазные политические клики получают свой мандат на «представительство нации»; мы встречаемся с целой системой придирок и рогаток препятствующих неимущим слоям использовать свое право, мы видим как избирательное право становится объектом плутней и предметом торга между заправилами местных буржуазных партийных клик, перед нами проходит сложная система одурачивания избирателя, в которой свое место занимают и изящные леди, обходящие квартиры бедняков и выпрашивающие у них голоса, и трактирщики, которые снабжают своих посетителей не только крепкими напитками, но и политическими убеждениями.
   Острогорский показывает как вместе с этим, политические партии буржуазии постепенно теряют всякие действительные программные различия, превращаясь в клики профессионалов—политиков, знающих только одну цель — избирательный успех. Острогорский не видел и не мог видеть основной, определяющий момент этой эволюции: переход от промышленного капитала к эпохе финансового капитала, полное исчезновение когда то острых противоречий между буржуазией и землевладельцами, подчинение всех фракций буржуазии единой гегемонии финансового капитала, расцвет империализма и созревание условий для пролетарской революции. Но если Острогорский не дает анализа этих общих условий, зато у него можно найти великолепное изображение отдельных черточек и отдельных сторон этого процесса вырождения буржуазной демократии.
   Воинствующая буржуазная реакция, выступающая в настоящий момент под знаменем фашизма и претендующая создать новый тип государства, подготовлялась и подготовляется в рамках традиционного парламентаризма. Упадок значения законодательных органов, за счет укрепления исполнительной власти, прямо опирающейся на партийную машину, растущее влияние чиновничества, его фактическая бесконтрольность, воинствующий империализм, джингоизм и цезаризм, как основные и господствующие политические настроения имущих классов, — все это имелось налицо еще до мировой войны, все это отмечает и подчеркивает в своей работе Острогорский.
   Не менее характерной является тяга имущих классов к «демократизации» своей политической базы, к созданию массовых организаций, которые давали бы возможность непосредственно руководить широкой мелко-буржуазной прослойкой и даже проникнуть со своим влиянием в среду рабочего класса. «Демократический торизм», «Лига подснежника» в Англии вот пример таких попыток ловкой демагогией подчинить себе более или менее значительные массы, сделав их послушным орудием политики нового цезаризма.
   Все эти черты политического развития буржуазных государств не только не исчезли в послевоенную эпоху, но наоборот еще более обострились. Вот почему книга Острогорского, несмотря на то, что последнее издание ее вышло 15 лет тому назад, сохраняет для нас интерес злободневности.

Е. Пашуканис.

 

ОТ АВТОРА

   Пришествие демократии разрушило существовавшие рамки политического общества. Иерархия классов и их внутреннее соотношение были уничтожены, и традиционные социальные узы, соединявшие индивида с коллективом, порвались. Встал вопрос, какие новые рамки создать для общества, чтобы обеспечить его существование. Воцарение численного большинства в государстве еще более усложнило проблему, так как возникал вопрос, как эти люди, старые и молодые, образованные и невежественные, богатые и бедные, как-то случайно соединившиеся, провозглашенные все вместе распорядителями своей политической судьбы, будут выполнять новую функцию «суверена»? Принятый новейшими демократиями представительный образ правления только внешне разрешает этот вопрос. Он совершенно не изменяет существа вопроса, так как не из народных ли масс выходит национальное представительство?
   Некоторые демократии, не поставивши, может быть, никогда проблемы во всей ее полноте, не выяснивши всех ер положений, под давлением обстоятельств, при помощи скорее эмпирических приемов попытались разрешить ее. Решение состояло в необходимости планомерной организации избирательных масс вне-парламентским путем, при помощи постоянных, строго определившихся партий. Этот опыт, получивший широкое распространение в англо-саксонских странах Европы и Америки, имеет большое значение. В каких условиях он был предпринят? Каковы были этапы его развития? Какое влияние имел он на политическую жизнь? Приближает ли он нас к воссозданию в новом синтезе политического общества, вышедшего из демократической революции? Наконец, каковы достигнутые им результаты и намечающиеся перспективы?
   Ответ на эти вопросы не менее интересен для историка, чем для политического мыслителя и для мыслящего политика. Как историку для более точного выяснения вопроса, так и политику, чтобы полнее его охватить, нужно прежде всего отдать себе точный отчет во всех данных проблемы в ее последовательном развитии. Из всех стран с демократическим правлением, не исключая Франции, Англия представляет наилучший материал для этого исследования. При французском демократическом правлении, вышедшем из революции, новый порядок несколько раз вновь пересматривался и резко прерывался; таким образом эволюция нового общества не всегда проходит перед исследователем как прямое и ясно отличимое от причин и следствий преемство. В этом отношении современная Англия представляет несравненные преимущества. Еще два поколения назад она была аристократической и феодальной, в настоящее время она целиком вовлечена в демократическое течение настолько, что совершенно бесцельно было бы доказывать это, оспаривать достигнутые результаты. Непрерываемая в своем течении, происшедшем на коротком протяжении, демократическая эволюция в Англии развертывается перед зрителем, как последовательный логический процесс с его предпосылками и вытекающими из него следствиями.
   Так, в частности, стоит вопрос в отношении проблемы, намеченной нами к исследованию. Начиная изучение ее по этим соображениям с Англии, мы по указанному плану сначала рассмотрим единство старого английского общества с его естественными связями и с его, так сказать, органическим сцеплением. Потом мы обрисуем его разложение, чтобы перейти к попыткам в политическом отношении привести его к былому единству; мы таким образом исследуем процесс последовательной организации избирательных масс и проследим в особенности его эволюцию до возможно более позднего периода. Придя к концу, мы вернемся к отправному пункту, чтобы охватить открывшийся перед нами горизонт и с этой высоты изучить, куда ведут пройденные пути, и выяснить по возможности то направление, которое приведет к желанной цели.