Комиссия Академии Наук СССР по изучению Якутской АСС Республики, помимо возложенных на нее полевых исследований с опубликованием результатов научных трудов Якутской Экспедиции Академии Наук СССР, ставит себе задачей также закончить работы и издать труды прежних экспедиций, имевших место на территории Якутии.
     Среди незаконченных работ прежних экспедиций — как Академии Наук (Э.В. Толль, А.А. Бунге, К.А. Воллосович), так и других учреждений (Гидрографического и Переселенческого Управлений, Географического Общества) — экспедиция 1894—1896 гг., снаряженная на средства И.М. Сибирякова, занимает одно из первых мест.
     Комиссии по изучению Якутской АСС Республики не представилось возможным собрать и объединить весь материал Сибиряковской экспедиции, так как он чрезвычайно разрознен, находясь в различных стадиях обработки в разных городах Союза. Все же Комиссия принимает все меры к тому, чтобы материал этой экспедиции был возможно широко использован и полно издан.
     К числу работ означенной экспедиции, оставшихся неопубликованными и незаконченными, относятся предлагаемые труды Н.А. Виташевского — по юридическому быту якутов и Л.Г. Левенталя — по экономическому их строю, которые ныне, при ближайшем посредстве участников той же Сибиряковской экспедиции И.И. Майнова и Э.К. Пекарского, закончены и составляют IV том «Трудов» Комиссии.
     В этот том вошли также статьи более раннего исследователя Якутии Д.М. Павлинова — об имущественном праве якутов и брачном праве у них.
     Комиссия не сочла возможным как-либо сокращать или видоизменять этот исторический документ, и потому материалы «По обычному праву и по общественному быту якутов» издаются в том же виде, как они были написаны в конце прошлого столетия.
    Правительство Якутской АСС Республики неоднократно просило Комиссию ускорить издание вышеназванных трудов, но трудность подбора материала и их разработка, что было взято на себя, по просьбе Комиссии, И.И. Майновым, и, наконец, печатание задержали выход в свет этих капитальных работ.
    Труды Л.Г. Левенталя, Н.А. Виташевского и Д.М. Павлинова сопровождаются составленным И.И. Майновым предисловием, в котором сообщаются сведения как о Сибиряковской экспедиции в целом, так и об И.М. Сибирякове и об авторах вошедших в этот том статей с данными об их научно-литературной деятельности.
    Комиссия по изучению Якутской АСС Республики считает своим долгом выразить глубокую признательность И.И. Майнову за его труд по настоящему изданию, а также Э.К. Пекарскому, любезно просмотревшему транскрипцию якутских слов и названий.

Председатель Комиссии академик Б. Комаров.
Ученый Секретарь профессор П. Виттенбург.

 

Предисловие.

I
     Комиссия Академии Наук СССР по изучению Якутской АСС Республики, в стремлении к наивозможно широкому и полному освещению Якутского края с его скрытыми богатствами и с таящимися в его разноплеменном населении задатками, ввела в круг своих задач не только организацию новых экспедиций, но и воскрешение для науки тех материалов, которые в разное время уже были собраны отдельными исследователями или даже целыми экспедициями, но, в силу разного рода неблагоприятных условий, доныне тлели и покрывались пылью в портфелях частных лиц и в архивах научных учреждений. Недостаток средств для опубликования этих давних работ, а пожалуй и недостаток живого интереса к далекой и угрюмой окраине, обе эти причины вместе вели к тому, что многим работам грозило забвение. А между тем, помимо того, что деятельность прежних экспедиций требовала в свое время огромного труда и доставила очень большой запас разного рода Фактических данных, нельзя не учитывать и того, что некоторые из не оглашенных и поныне материалов в настоящее время уже невосстановимые В особенности это можно сказать о данных этнографического характера. Поток событий, захлестывая все более и более самые дальние окраины нашей страны, быстро смывает старину и делает ее подчас уже непонятной для наших современников, тогда как многое из этой цепкой старины, исчезая с поверхности, в действительности лишь уходит в глубь и продолжает оказывать на весь строй жизненных отношений то или иное влияние. Всего сильнее проявляет свою жизненность обычно-правовой уклад народных понятий и навыков и народные порядки землепользования. Недостаточное знакомство с веками слагавшимися юридическими обычаями какой-либо народности и с историей ее общественных и земельных отношений в практике сегодняшнего дня могло бы повести ко многим печальным последствиям, а иногда и к неожиданностям. Это соображение побудило Комиссию по изучению Якутской Республики выделить из имевшихся в ее распоряжении этнографических материалов прежде всего данные о правовой жизни якутов, какой она сложилась к концу XIX века, то есть непосредственно перед началом нового периода в истории Якутии.
    Два с половиною века русского господства, разумеется, не могли пройти для юридической мысли туземного населения совершенно бесследно. Все народности края были вынуждены в продолжение этих веков не только подчиняться Фискальным требованиям власти, но и считаться со многими статьями общеимперского Свода Законов в разных случаях обыденной жизни, особенно — при торговых сношениях с русскими. Уже одни такие Факты как появление в народном обиходе денег (ранее неизвестных), как возникновение спроса на некоторые виды наемного - труда и на некоторые местные продукты, не могли не оказать на весь строй народной жизни глубокого преобразующего влияния. Такие Факты часто вызывали необходимость заимствовать для новых житейских отношений готовые юридические нормы и готовые термины, которых местная жизнь не могла ранее выработать. Иные из этого рода заимствований к половине XIX века успели войти в жизнь якутского мира в такой мере, что сами якуты уже перестали отличать их от норм более древнего происхождения, вполне туземных и часто глубоко архаических. На семейном быте якутов и на связанных с семейными отношениями правовых понятиях, после Формального принятия якутами к началу XIX века христианства, не могла не оказать очень существенного влияния и новая, общеевропейская религия, с ее требованием единобрачия, находившим поддержку и в гражданском законе, которому необходимо стало подчиняться.
     Исконные начала якутского обычного права, слагавшиеся в века существования разрозненных племенных групп в условиях родового быта, постепенно переплетались в якутских наслегах и улусах с Формами, свойственными «сельскому обществу» русских крестьян; обычаи и обряды, возникшие первоначально на почве анимистического миросозерцания, в конце XIX века продолжали существовать бок о бок с идеями и нормами поведения, в более или менее искаженном виде достигшими до приалданских и притаттинских наслегов через ряд посредствующих звеньев от очень далеких первоисточников. И эта юридическая и бытовая амальгама не представляла собой чего-то окончательно застывшего и отлившегося в незыблемые Формы. Под давлением непрерывно изменявшейся жизненной обстановки народная мысль медленно, но неустанно работала и на протяжении каких-нибудь пятидесяти или семидесяти лет успевала вносить в общественную, семейную и частную жизнь якутов и в связанный с этим круг понятий новые элементы, нередко вступавшие с пережитками седой старины в довольно неожиданные сочетания. На пороге ХX века наслежный староста в разговорном языке якутов по традиции продолжал именоваться «князем», хотя его власть стала уже совсем не такой, какой была власть прежних «тойонов», которых и русские официально называли «князьцами». Венчание в церкви не устраняло в жизни крещеных «родовичей» уплаты за невесту калыма и сложного церемониала якутской свадьбы, проникнутого вполне языческим духом. Общинное землепользование уживалось в наслегах с наследственным владением сенокосными участками и со многими преимуществами в пользу наслежной знати.
     Местные представители русской власти до половины XVIII века были озабочены почти исключительно сбором ясака и удержанием населения в покорности. Внутренняя жизнь якутского мира сама по себе тогдашних воевод и дьяков мало интересовала, а высшее правительство, хорошо зная недобросовестность окраинного чиновничества и хищническое отношение к туземцам со стороны переполнявших окраины всякого рода авантюристов, находило нужным постоянно напоминать воеводам о желательности поощрять туземцев к исправному взносу ясака «ласкою, а не жесточью», В XVIII веке можно отметить целый ряд указов и распоряжений, имевших в виду охрану столь доходного для казны инородческого мира с установившимися в нем порядками от вмешательства в его быт со стороны непосредственно близких к населению органов власти. В служившей для Якутской области в продолжение многих десятилетий как бы местным кодексом «Ясачной Выписке», составленной в Якутской Воеводской Канцелярии в 1767 г., мы в самом же начале находим, вслед за главою 22 Регламента Петра Великого, выдержку из инструкции Саввы Владиславовича Рагузинского его подчиненным от 30 июня 1728 г. «о разбирательстве между ясачными в малых делах своими начальниками», а далее последовавшее через полвека подтверждение юридической автономии якутов в предложении якутского губернатора Цедельмана от 27 апреля 1773 г.— «о незабирании ясачных плательщиков в судебные места, кроме ясаку и криминальных дел», и от 17 декабря 1780 г. «о разбирательстве между ясачными в их ссорах своими начальниками». Затем в том же сборнике помещен именной указ императрицы Елизаветы от 30 июля 1748 г. «о необязывании русских с якутами никакими письмами без дозволения их шуленг и старшин и без объявления в командах». Указом 23 июня 1764 г. предписывалось «невзыскание розданных всяких чинов людьми ясачным в долг денег». В предложении иркутского губернатора ФрауендорФа от 25 июля 1766 г. говорилось «о недержании в наймах и работах и в прочих услужениях без указанных крепостей и неписании никаких заемных и договорных писем». Далее, как местный закон, мы видим в «Ясачной Выписке» указ самой Ясачной Комиссии от 23 ноября 1766 г. «о бытии сенным покосам во владении за теми, за кем они состояли, и о невступании никого в посторонние покосы и угодья» и указ ее же от 10 декабря 1767 г. «о непокупании у ясачных сенокосных мест и рыбных ловель и о непринимании в заклады и церковные приклады».
     Высшая власть, как видно отсюда, уклонялась сама и воздерживала своих агентов от прямого воздействия на внутриулусные отношения, но общий ход жизни все чаще и чаще приводил русских в соприкосновение с якутами и самих якутов во многих случаях побуждал обращаться в русские учреждения с требованием разрешения споров, возникавших в улусах как на почве общественной борьбы, так и при столкновении частных интересов. Для власти становилась очевидной необходимость некоторого знакомства с обычаями туземного населения и с установившимися в инородческом мире общественными отношениями, так как полное неведение улусной жизни во многих случаях ставило местную администрацию в трудное положение, а высшему правительству препятствовало в осуществлении его планов. В сознании этого, императрица Екатерина II затребовала от сибирских властей представления ей подробных сведений «о начале и происхождении иноверцев разных племен, а также о достопамятных между ними происшествиях, равномерно о законе их, о сохранившихся между ними преданиях и т.д.». В 1784 г. Иркутское Наместническое Правление, в удовлетворение требований императрицы, в свою очередь затребовало все такие сведения от якутских властей, но те не могли дать на этот запрос ничего иного, кроме данных, собранных в Якутске еще в 1766—1768 годах действовавшей там Первой Ясачной Комиссией, прямая задача которой состояла в переобложении туземцев новыми окладами ясака и в установлении для его взимания более точного и уравнительного порядка. Широко взглянув на свою задачу, Комиссия, руководимая в Якутске бывшим воеводой Мироном Мартыновичем Черкашинниковым, пыталась уяснить не только экономические ресурсы ясачного населения, но и те стороны его быта, которые чаще всего побуждали улусных жителей, при недовольстве судом их родовых властей, обращаться за окончательным решением их споров к еще более высокой, т.е. к русской власти. Такие длительные и запутанные судебные дела чаще всего возникали на почве споров из-за наследства или же из-за невыплаты калыма за невесту. В силу этого еще в октябре 1766 г., т. е. при самом начале ее работ, Ясачная Комиссия уже сделала постановление «о возвращении за засватанную ясачную девку за калым (если она, сговорясь с другим, убежала), того калыма с ее отца, и еще с приплодом от скота», а в сентябре 1767 г. изменила это постановление распоряжением «о взыскании за сговоренную невесту калыма, если она сбежит, не с тестя, а с того, кто, ее подговоря, женится». В декабре 1767 г. и в январе 1768 г. Ясачная Комиссия вела переписку с Якутской Воеводской Канцелярией «о погребальных обычаях якутов и об ихних духовных завещаниях» («Ясачная выписка», Архив Якутского Обл. Пр.).
     Таким образом в деятельности Первой Ясачной Комиссии мы встречаем и первую же серьезную попытку русской власти присмотреться к якутскому миру и выяснить для себя хотя бы некоторые стороны его обычного права. Однако, Ясачная Комиссия коснулась этой стороны якутского быта лишь частично. Собранные ею сведения были отрывочны и не сведены во что либо цельное. Иркутские власти не удовлетворились доставленными им данными и в 1794 г. вновь затребовали из Якутска представления подробных топографических сведений о крае, а вместе с тем и сведений о том, «не имеют ли чего отличного жители той округи в своих нравах, обычаях, образе жизни, в строении и одеждах своих, наречии языка и чем отличаются от обыкновенного произношения?». Вопросы были, по видимому, сформулированы Иркутским землемером Федоровым, к которому предлагалось направлять и ответы, но якутские чиновники на этот раз ограничились представлением некоторых описаний чисто топографического характера, а по поводу вопросов этнографических уклонились от ответа, ссылаясь в свое оправдание на обширность края и на то, что «ежели сделать требуемое описание по одним предсказываниям тунгусов и якутов, то. .. по несовершенному их разумению вещей, едва ли будет соответствовать той справедливости каковая должна быть в натуре» (ответ олекминского комиссара Измайлова).
     После этого вопрос о приведении в известность существующих у сибирских народов их туземных обычаев на два десятилетия как бы замер впредь до назначения на пост сибирского генерал-губернатора Сперанского. Задумав издание общего Инородческого Устава, Сперанский уже в 1819 г. широко поставил подготовительные работы и тогда повсюду в Сибири были образованы комиссии для выяснения верований, обычаев и обычного права каждого племени. Первоначальные сведения должны были Доставлять в эти комиссии «сами инородцы на собственном их языке», то есть, по бытовым условиям того времени, несомненно — знатнейшие «родоначальники», улусные вожаки, в большинстве прямые потомки прежних могущественных «тойонов». Представляемые сведения они должны были подтверждать собственноручными подписями или приложением своих печатей или Фамильных знаков. Подлинники записей с их точным переводом хранились в Петербурге в делах II Отделения собственной е. в. Канцелярии, состоявшем в позднейшие годы в ведении Сперанского. Там предполагалось составить свод всех вообще местных законов и обычаев Империй, а в том числе и обычаев сибирских инородцев. Труд этот был поручен действ, стат. сов. Величке, в распоряжение которого и поступил весь собранный материал. Но после того как Величко умер, несмотря на все розыски в Петербурге и в Сибири, подлинные сводки сибирских обычаев нигде в те годы не были найдены и их можно было считать погибшими. В действительности, однако, пятьюдесятью годами позже, совершенно неожиданно, в частных бумагах скончавшегося в Варшаве сенатора Губе нашлись копии этого, единственного в своем роде и невосстановимого, материала. Сенатор Губе, состоявший ранее при главноуправляющем II Отделением собственной е. в. Канцелярии графе Блудове, понимая высокий интерес хранившихся в Отделении сводок, приказал сделать для себя копии с их переводом, с тем, чтобы впоследствии, если этих сводок не опубликует само правительство, издать их хотя бы и частным образом, при чем он составил и объяснительную записку с изложением всех обстоятельств, при которых сводки были когда то составлены, а копии с них оказались у него. В 1874 г. юридический Факультет Варшавского Университета передал доставшиеся ему бумаги скончавшегося Губе на рассмотрение профессора Д.Я. Самоквасова и тот, с разрешения Университета, опубликовал, наконец, эти данные, собранные еще в двадцатых годах XIX века в Сибири, в «Сборнике обычного права сибирских инородцев», изданном в Варшаве только в 1876 г. Появление «Сборника» в печати побудило высшую власть обратиться к якутскому губернатору с запросом о том, насколько, по его мнению, был бы применим оглашенный Самоквасовым свод якутских обычаев в настоящее время? Якутский Областной Совет, основываясь на отзывах всех исправников края, ответил на этот вопрос отрицательно, так как указываемые в «Сборнике» обычаи двадцатых годов с тех пор успели устареть и теперь уже вышли из употребления (Архив Якутского Областного Правления, д. 1886 г., № 79).
     В значительной мере это было верно, но сверх того и по самому существу «обычаи якутов», записанные полвека тому назад по сообщениям нескольких тойонов, имена которых теперь установить уже невозможно, необходимо требуют строго критического отношения. Некоторые черты сообщенных Сперанскому обычаев в той редакции, в которой они изложены в «Сборнике» Самоквасова, делают вероятным предположение, что это не всегда действительно укоренившийся туземный обычай, а местами скорее пожелания самих составителей свода. В иных статьях «Сборника» те или иные меры так и рекомендуются именно как пожелания. Так в разделе VII, «об ослушниках», в пункте 4, где говорится о лицах, приносящих по их личным делам «на родоначальников, на старшин, князцов и голов начальству жалобы», в заключительной Фразе всего пункта мы читаем: «в пресечение сего беспорядка правил не постановлено, что необходимо» («Сборник», стр. 208). В разделе VIII, «о якутах боспокойных и нетерпимых в родах», в подразделении в), в числе таких якутов указываются и те, «которые затейны, наглы, дерзки, не оказывают родоначальникам должного повиновения;... все таковые, — читаем далее, —... по приговорам наслежных обществ представляются начальству для отсылки в Охотск и в Камчатку на поселение; право сие необходимо сохранить и для будущего времени, для воздержания продерзостных». (Там же, стр. 209). Примеров такого рода можно было бы извлечь из различных статей «Сборника» не мало.
     Помимо вполне явственных следов тойонской редакции, многие статьи опубликованной Самоквасовым сводки, во всем ее построении и в языке перевода, обнаруживают сильное воздействие на самый текст со стороны переводчика (возможно знавшего якутский язык священника) или руководившего его работой образованного русского юриста. Стиль опубликованной сводки якутских обычаев это—характерный по своей витиеватости стиль российских канцелярий и консисторий двадцатых годов XIX века. Так в первом же подразделении раздела I «о жертвоприношениях», после краткого описания весеннего празднества возлияния кумыса («ысыэх», — в «Сборнике» напечатано «шех»), дается такое пояснение: «обряд сей  делается  у  всех  вообще  якутов с восхищением сердечной радости и возвышением ума и чувств к богу, в знак благодарности за все благодеяния им ниспосылаемые к роду человеческому и в умилостивление к оному». Такие же, отнюдь не якутские Фразы испещряют текст и в нескольких других местах.
     Различным сторонам народного быта составителями сводки уделено далеко не одинаковое внимание. Из 45 страниц всего текста «обычаев якутов» отдел XXX, «об условиях и договорах», занимает всего шесть с половиною строчек; отдел XXIV, «о наследстве», занимает немного больше одной страницы и т.д.
     В силу указываемых особенностей, сводка якутских обычаев, выполненная в двадцатых годах XIX века по требованиям высшей бюрократии неизвестными якутскими «родоначальниками» и обработанная иркутскими и петербургскими чиновниками, сохраняя большой интерес для историка, ни по своей полноте, ни по своей достоверности, всего через полвека уже не могла удовлетворить требований этнографа, как не могла служить и надежным руководством для судьи или для администратора.
     Профессор А. Кистяковский в своей рецензии на опубликованный Самоквасовым «Сборник» (Киевские Университетские Известия, 1876 г., №6, стр. 228—252), признавая этот «Сборник» «бесспорно представляющим большую важность как по дорогому материалу в нем содержащемуся, так и потому, что он может представить точку опоры для новых исследователей и может послужить будильником и указателем к новым трудам», высказал далее ту мысль, что «дальнейшее изучение обычного права сибирских инородцев должно идти двояким путем — или путем отыскания и обнародования письменных материалов или путем непосредственного наблюдения живого быта».
     Оба эти указания киевского профессора в позднейшие годы нашли применение в Якутской области, хотя сами исследователи якутского обычного права, работы которых печатаются теперь в предлагаемом издании, едва ли были знакомы со статьей Кистяковского. По крайней мере первый из них начал свою деятельность за несколько лет до появления «Сборника» проф. Самоквасова, — еще в самом начале семидесятых годов.
     Этим первым исследователем юридической жизни якутов был не ученый специалист, а чиновник с университетским образованием, работавший не по заданиям власти, а по своему частному почину, — Дмитрий М. (Михайлович?) Павлинов. В Якутск он прибыл из России на должность прокурора Якутского Окружного Суда вероятно в конце шестидесятых годов и оставался в крае до 1876 года, когда выехал обратно в Россию. Несмотря на все старания Комиссии по изучению Якутской республики получить о личности этого исследователя какие либо биографические сведения, в настоящее время нельзя указать ни места и года его рождения, ни места и времени его кончины, ни того университета, в котором он получил свое юридическое образование. Известно только по воспоминаниям некоторых старожилов города Якутска, что, помимо своей основной должности, Павлинов состоял преподавателем словесности в местной прогимназии и за годы своего пребывания на Лене принимал живое участие в деятельности Областного Статистического Комитета. В изданной Комитетом в Якутске «Памятной книжке Якутской области на 1871 год» появилась первая работа Павлинова «Брачное право у якутов», в настоящее время уже недоступная читателям, так как от этого издания до наших дней дошло всего два-три экземпляра, в виду чего названная Комиссия сочла нужным переиздать статью Павлинова в издаваемом ею томе «Материалов по обычному праву и по общественному быту якутов».
     Другая работа того же автора «Юридический быт скопцов Мархинского селения, Якутского округа» была напечатана в «Известиях» Сибирского Отдела Географического Общества за 1875 г. (т. 5, № 3—4, стр. 122—128). Этой статьи Якутская Комиссия не переиздает частью в виду того, что она касается не туземцев, а одной из групп пришлого населения, а частью потому, что «Известия» Сиб. Отд. Г. О. не представляют собой такой библиографической редкости как изданная в Якутске «Памятная Книжка» на 1871 г.
     Третья, и самая содержательная, работа Павлинова, — «Об имущественном праве якутов», до сих пор совсем не появлялась в печати и самое существование ее оставалось известным лишь очень узкому кругу лиц, в прежние годы близко стоявших к Якутскому Статистическому Комитету. Статья эта очевидно была заготовлена в предположении опубликовать ее в ближайшем выпуске «Памятной Книжки», но с отъездом Павлинова деятельность Якутского Стат. Комитета ослабела, новых выпусков «Памятной Книжки» в скором времени не последовало, и статья залежалась в груде старых дел комитетского архива на целых двадцать лет, пока ее не «открыли», уже в девяностых годах, производившие тогда свои работы в Якутске участники Сибиряковской этнографической экспедиции. Для них статья Павлинова явилась чрезвычайно ценным пособием, гораздо более полным и менее устарелым, чем сводка, помещенная в «Сборнике» Самоквасова. По своему содержанию, как основанная преимущественно на письменных источниках, она могла служить как бы вступлением к работе самих членов экспедиции, наблюдавших подлинную улусную жизнь и черпавших свои сведения прямо на местах возникновения и разбирательства якутских тяжеб.
     Принадлежавший Статистическому Комитету экземпляр статьи Павлинова представлял собою толстую тетрадь, переписанную с подлинника каким то не вполне грамотным писцом, но в конце имевшую (собственноручную?) подпись автора «Д. Павлинов». Статья долго ходила по рукам в кругу политических ссыльных Якутска, но через несколько лет исчезла из обращения неизвестно куда и с тех пор считалась утерянной. Только через тридцать лет она вновь отыскалась уже в России, в делах Азиатского Музея Академии Наук, куда перешла с бумагами скончавшегося перед тем в России участника Сибиряковской экспедиции Л. Г. Левенталя. Предполагая закончить уже в России свой собственный труд по общественному быту якутов, Левенталь, с разрешения секретаря Статистического Комитета, при своем выезде из Якутской области захватил с собою некоторые из комитетских дел, которые были ему нужны для постоянных справок, и впоследствии вернул эти дела в Якутск, но рукописи Павлинова он очевидно возвратить не успел, а может быть и забыл о том, что она находится в числе его бумаг. Таким образом в конце концов эта злополучная работа попала в Азиатский Музей, где, при осмотре архива Левенталя, ее и нашел Э.К. Пекарский. Якутская Комиссия решила напечатать наконец этот труд, пролежавший под спудом целых пятьдесят лет, но и до сих пор далеко не утративший своего интереса.
     Павлинов в своей работе пытался охватить почти все стороны юридической жизни якутов и использовал для этого обширный материал, имевшийся в делах якутских судебных учреждений. В настоящее время значительная часть этого материала уже погибла, так как многие из местных архивов за полвека не раз подвергались пожарам или утратам, вызывавшимся небрежностью хранения.
     Задача автора состояла главным образом в описании существующих обычаев и в распределении различных явлений якутской правовой жизни по рубрикам русского гражданского права. Широких социологических обобщений или этнографических сближений автор избегал. В его изложении всегда чувствуется юрист-практик. Якутского языка, насколько можно судить по его произведениям, Павлинов не знал или звал очень слабо. Подлинную якутскую жизнь, как она слагается в глухих наслегах, он мог непосредственно наблюдать лишь в очень небольшой мере, при каких-нибудь служебных поездках, и потому первые моменты возникновения тяжеб и роль родовых и наслежных властей в качестве их суда первой инстанции была ему известна лишь по ее отражениям в позднейших делах, при переходе процесса в общие судебные учреждения края. Зато делопроизводство этих последних и их архивные дела Павлинов обследовал очень усердно и сумел извлечь из НИХ много ценных для этнографии сведений.
     Воспроизводя статью с "Об имущественном праве Якутов», Редакция настоящего издания почитала излишним вводить в нее какие либо примечания в тех случаях, когда автор высказывал взгляды по современным понятиям несколько устарелые или недостаточно широкие. Статья была составлена полвека тому назад и, конечно, она носит на себе печать своей эпохи. Ценность статьи Павлинова — в сообщаемых в ней Фактах, С Фактической стороны она настолько богата, что ее окончательное забвение для литературы якутоведения несомненно было бы невознаградимо.
     По таким же соображениям Редакция воспроизводит при статье Павлинова и составленную им выдержку из найденной им в каком-то из якутских архивов рукописи восьмидесятых годов XVIII века (теперь уже утраченной), авторами которой были два тогдашних чиновника: расправный судья Эверст и исправник Горловский. Заключая в себе сведения о некоторых старинных якутских обычаях, эта рукопись является в то же время очень показательной для уяснения умственного облика передовой части окраинного чиновничества эпохи императрицы Екатерины П. При наличии некоторого интереса к тому краю, которым они призваны были управлять, и к его нуждам, авторы рукописи в своих проектах и в их обосновке обнаруживают одновременно с этим и присущий всем тогдашним администраторам взгляд на местное население как на совершенно пассивный материал административных воздействий. Интересы казны и общегосударственные соображения вполне заслоняют для них личные права и частные нужды туземцев. Высказываемые авторами этнологические догадки и допускаемые ими сближения кажутся современному читателю подчас чрезвычайно наивными их административные проекты кое в чем могут показаться почти смешными и наряду с этим мы встречаем у этих захолустных чиновников XVIII века некоторые мысли, до известной степени предвосхищавшие будущее или, с некоторыми видоизменениями, возрождающиеся в наше время (например: мысль о северном пути в Якутию через Туруханск и Вилюйск, мысль об учреждении порта в Аянской бухте и т.п.).
     После работ Павлинова, устанавливавшего первоначальные Факты в их общих чертах, пора было приступить к более углубленному изучению правовой жизни якутского мира, вооружившись для этого основательным знанием якутского языка и улусного быта, с одной стороны, и знакомством с социологическими и этнографическими теориями своей эпохи, — с другой.
     Эта задача была выполнена двумя исследователями, работавшими в Якутии двадцатью годами позже Павлинова, первоначально в силу своей личной любознательности, а позже — в качестве участников Сибиряковской этнографической экспедиции, материалы которой в значительной части перешли впоследствии в распоряжение Комиссии Академии Наук по изучению Якутской АСС Республики»